В августе 1964 г. с документами из РВК я прибыл в
Калининградское ВИОЛКУ им. А.А. Жданова и вместе с другими кандидатами для сдачи вступительных экзаменов был распределен в 111 учебное отделение 1 батальона (командир –
П.Л. Вольнюк), которым командовал старший лейтенант
Н.В. Панов.
По истечении более 50 лет из памяти стерлись многие события и впечатления того времени, в т.ч. и те, что имели отношение к нашему командиру взвода. Вспоминая годы курсантской жизни, свою службу в ВС СССР, хочу подчеркнуть, что в лице Панова я навсегда сохранил достойный образец наставника и воспитателя подчиненных.
Если память не изменяет: он начал проводить с нами ознакомительные беседы сразу после первых экзаменов, делая в своем блокноте необходимые пометки, а после приказа о зачислении нас курсантами проходило более глубокое и содержательное собеседование. После первого общения с командиром я не увидел в нем каких-либо черт властности, высокомерия. В ходе беседы возникала доверительная атмосфера, не было стремления скрыть свои проблемы, которые могли несколько повлиять на результаты учебы. Здесь я получил первый урок в проведении индивидуальной работы с подчиненными, который потом сам применял в ходе службы в войсках и в ВВУЗе.
Своего командира мы видели ежедневно. Как и другие наши начальники, он прибывал на службу, имея образцовый внешний вид: выше среднего роста, худощавый, подтянутый, смугловатое лицо чисто выбрито, обмундирование выглажено, обувь начищена до блеска, движения четкие. Это также являлось элементом нашего воспитания. Думаю, что всем нам также импонировал внешний вид фронтовиков подполковника
Г.В. Бабурина и полковника
С.С. Уманского.
В годы нашей учебы командир взвода вел занятия по ряду дисциплин: Строевая подготовка, Уставы ВС СССР, Огневая подготовка, Физическая подготовка, тренировки по отработке нормативов по защите от ОМП.
Мне пришлось видеть работу Панова по подготовке к занятиям, конспекты, которые он отрабатывал очень полно и аккуратно своим каллиграфическим почерком. Ему удавалось довольно чисто, без помарок расчерчивать различные формы шариковой ручкой, что у меня никогда не получалось, обязательно где-нибудь оставался след от пасты.
За три года учебы несколько раз был свидетелем тренировок взводного командира в выполнении приемов с оружием, упражнений на перекладине и брусьях, отработке строевых приемов.
Занятия по строевой подготовке начинались с построения взвода и доклада заместителя командира взвода сержанта
В.И. Руденко руководителю. Далее проверялся внешний вид: обязательными были короткая стрижка, свежий подворотничок гимнастерки, кому пришло время – чисто выбрит, брюки наглажены, пряжка ремня блестит, сапоги сияют, каблуки не стесаны.
Приступая непосредственно к занятию командир, объявляет тему, вопросы, уточняет усвоение предыдущего материала и практическое выполнение изученных и отработанных элементов. Далее следует показ: строевой шаг, повороты на месте и в движении, отдание воинской чести. Все это у него всегда получалось без напряжения, легко и четко. Потом под руководством командиров отделений мы сами отрабатываем все приемы. Командир взвода успевает видеть все три рабочих места и обратить внимание на недостатки, еще раз показать выполнение того или иного элемента.
Помимо АКМ (мой – ЛК № 3902) за взводом было закреплено 28 карабинов СКС. В 1965-66 гг. мы выставлялись линейными на прохождениях парадных расчетов гарнизона Калининграда. Проводя занятия с отобранными для этого курсантами, командир добивался четкости в движении, выполнении приемов с карабином. Красивы и отточены были его движения при их демонстрации. Большинство из нас, глядя на это, задумывались о личных способностях достичь такого уровня. Настоящим зрелищем был показ приемов рукопашного боя.
В один из дней, когда я был дневальным по роте, видел подготовку старшего лейтенанта к занятию. Он вслух подавал себе команды, тренируясь в выполнении ружейных приемов с СКС. Закончив, вышел из ружейной комнаты, проконтролировал, пока дежурный закрыл дверь на замок и опечатал. После чего сказал мне: «Вот так следует готовиться к каждому занятию».
Тщательно готовился наш командир к проведению занятий по Физической подготовке. В спортивном уголке роты имелись спортивные снаряды, на которых он тренировался (подъем переворотом, подъем разгибом, поднимание ног к перекладине, уголок на брусьях). Занятия проводились в спортивном городке за казармой или в спортзале. И он не призывал наших гимнастов-разрядников показывать сложные и силовые упражнения. Все делал сам. Я удивлялся, как он может при своих длинных ногах довольно долго держать идеальный угол на брусьях. У меня лично не все и не всегда получалось, но со стороны командира не слышал в свой адрес слов унижения или насмешек.
До 1965 г. мы совершенствовались в преодолении общевойсковой полосы препятствий с карабином или автоматом (дистанция 300 м). Командир показал выполнение приемов по элементам и сам прошел полосу с отличным временем. Кое-кому из нас не сразу поддалось такое препятствие, как «забор». Иногда неприятные ощущения были, когда перевалившись через него, получал карабином или автоматом по загривку.
После введения норм ВСК, изменились элементы полосы препятствий. Прохождение их опять же показал наш взводный.
Несколько заметок о кроссовой подготовке. В нашем взводе было довольно много ребят, которые успешно перекрывали нормативы в беге на 100 м, 1 км, кроссе на 3 км, в 27-29 минут укладывались в марш-бросках на 10 км с выкладкой. Особо отличался в этом
Толя Васильев. Я же был одним из слабаков в забегах на длинные дистанции. В выпускной аттестации командир отметил «тяжело переносит кроссовую подготовку». О причине я узнал, когда проходил медкомиссию по увольнению в запас.
Старший лейтенант использовал любую возможность для втягивания отстающих в этот увлекательный вид спорта, совершенствования индивидуальной кроссовой подготовки. Довольно частыми для нас были забеги на 1 км (круглый год) перед следованием на самоподготовку (казарма 1 роты была самой крайней, напротив столовой). Не менее одного раза в неделю – выход на автодром, где бежали 3 км. Кто не уложится в норматив, лишается увольнения, тренируйся. Нередко командир взвода бежал вместе с нами. Бывали случаи, когда он следовал за нами на мотоцикле «Ява» и пресекал попытки срезать дистанцию. Наш 3-летний, совместный с командиром, труд на этом направлении увенчался положительным результатом. Основная часть взвода: более 85 %, в т.ч. и я, уложились в оценки «отлично», остальные получили «хорошо». Помню, как меня, да и других ребят, вдохновляли на это достижение наш лидер Толя Васильев, командир взвода и наставник нашего учебного отделения глубокоуважаемый и незабвенный старший преподаватель кафедры МИВ подполковник
С.А. Калашников (наставник нашего учебного отделения весь период обучения).
Огневая подготовка также лежала на плечах командира взвода курсантов. Иногда занятия с нами проводил подполковник
Горбатов (шла молва, что он сын генерала армии А.В. Горбатова, легендарного военачальника. В начале войны был заместителем командира 25СК, в состав которого входила 162сд. В ней воевал мой отец). С Пановым мы изучили материальную часть АКМ, СКС, РПД, и на третьем курсе – ПМ. Учились сборке, разборке, уходу за оружием. Взводный требовал ответственного отношения к содержанию оружия и постоянно контролировал этот вопрос. Весь период нашего обучения систематически проверял состояние АКМ, СКС особенно поршневой группы: поршня, газовой каморы; ударно-спускового механизма, штык-ножа, комплектность пенала с принадлежностями для чистки. У нас не допускалось, чтобы 2-3 автомата или СКС при переноске соприкасались друг с другом. Если при проверке его состояния обнаружит хоть малейший недостаток, то виновному делалось серьезное внушение.
Свою службу я закончил в Высшем инженерном училище войск ПВО СВ, которое готовило будущих заместителей командиров подразделений по вооружению. Приходилось неоднократно разъяснять некоторым из них, что небрежное отношение к оружию и технике чревато тем, что они подведут тебя. Эта требовательность была привита нашим командиром взвода. Как и то, что всегда и везде соблюдать меры безопасности при обращении с оружием, не взирая на то, что занятия или другие мероприятия проводились без боеприпасов. Ритуал проверки на наличие или отсутствия патрона в патроннике сохранился в памяти до сих пор. Сурово спрашивал, если видел, что кто-то шутя направил ствол в сторону товарища. Это тоже было взято в мою практику в войсках и ВВУЗе, во время руководства службой безопасности учреждения.
Учил командир нас и стрелять. Его индивидуальный подход к подготовке тех, кому не всегда удавалось поражать мишени, позволял взводу в итоге показывать хорошие результаты. Николай Васильевич умел подмечать то, что не давало сделать удачный выстрел, особенно, когда проводились ночные стрельбы с использованием насадок. Из автомата я стрелял отлично, а на ПМ споткнулся. Более 1-2 попаданий в мишени не было. Посмотрев на мои действия, он объяснил причину: к моменту выстрела я торопился и дергал спусковой крючок. В дальнейшем, не менее 25-26 очков из 30 возможных я имел на протяжении всей службы и после нее, в период, когда необходимо было знать оружие, уметь научить из него стрелять других.
За годы командования нами капитаном Пановым (в 1966 г. присвоено очередное звание) мы постоянно сталкивались с его требовательностью. Он стремился добиваться своих приказов, указаний и установок. Ни одно из них не расходилось с положениями Уставов. Не могу вспомнить, чтобы он обсуждал с нами или высказывал неудовольствие отданными старшими начальниками, преподавателями кафедр распоряжений. Сам он был примером исполнительности.
В своей работе по нашему воспитанию умело использовал дисциплинарную практику. Казалось, что всегда и все видит, знает своих подчиненных. Старался отметить достижения лучших и не упустить нарушения дисциплины. Требовал этого от замкомвзвода и командиров отделений. Объявлять взыскания за проступки не спешил, направляя на использование дисциплинарной практика непосредственными начальниками. Знаю, что в этом им тяжело было развернуться, так как наказанные могут обидеться, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Панов фиксировал в своей рабочей тетради наши успехи и погрешности в учебе, дисциплине, несении караульной и внутренней службе, соблюдении формы одежды и ее ношении, достижения в спорте и т.д. Часто общался с преподавателями кафедр, чтобы иметь более полное представление о нас. Должен отметить, что он очень оперативно делал записи в Служебных карточках. Труд этот достоин уважения, так как за годы учебы многие из нас имели более 40-50 поощрений. Взыскания имели не более 20 процентов в количестве 5-7 за годы учебы. Да, если получил взыскание, то пока оно не будет снято, в увольнение не пойдешь. Стимул довольно весомый, особенно на третьем курсе, когда появились знакомые из прекрасной половины человечества за пределами училища.
Понимаю состояние нашего командира, когда ему приходилось выслушивать нарекания от старших начальников за дисциплинарные проступки (самовольная отлучка, употребление спиртных напитков), совершаемые одним из курсантов взвода. Дескать, плохо работаешь, не умеешь воспитывать, не в состоянии контролировать его поступки. Мы прекрасно понимали, что вины нашего командира в этом нет, и сочувствовали ему. Ведь у этого человека был отец, руководитель высокого ранга, и он не смог должным образом воздействовать на своего сына. Результат – отчисление из училища. Однако нервы потрепал сынок изрядно.
Хочу отметить, что лично никогда не был свидетелем того, чтобы командование роты, командир нашего взвода в воспитательных целях использовало ненормативную лексику.
В годы нашей учебы был порядок: если получил неудовлетворительную или удовлетворительную (разрешалось за кросс) по предметам обучения оценки, то в увольнение пойти не мог. Допускалось только в исключительных случаях. И это соблюдалось им неукоснительно.
Командир контролировал наши достижения в выполнении требования МО СССР, чтобы каждый к концу обучения имел не менее двух спортивных разрядов не ниже 2-го, выполнил нормативы ВСК 1 или 2 ст. В Спортивном уголке роты висел большой стенд, на котором постоянно отмечались достижения каждого из нас. Наиболее оперативно отражал их наш командир. Слабенькие результаты заставляли тренироваться более настойчиво.
Хочется отметить аккуратность Панова при отработке всей документации: мне пришлось видеть его конспекты, которые он отрабатывал очень полно и аккуратно своим каллиграфическим почерком. Ему удавалось довольно чисто, без помарок расчерчивать различные формы шариковой ручкой, что у меня никогда не получалось. Обязательно, где-нибудь останутся следы от пасты.
Образцово заполненные постовые ведомости, написанные выпускные аттестации, характеристики, рекомендации, рапорта и т.д. было присуще ему.
Должен отметить, что от взводного я принял к исполнению необходимость добиваться неукоснительного выполнения мер безопасности во всех видах деятельности. Что дало мне возможность не иметь потери подчиненных, ранений и травм при выполнении различных задач, в том числе и, боевых, на учениях, на боевых стрельбах, при следовании маршем.
Как и все командиры училища Панов стремился добиться того, чтобы его взвод имел высокие показатели в учебе, дисциплине, несении караульной и внутренней службы, спорте. Он постоянно контролировал наше присутствие на самоподготовке, отработку заданий преподавателей, содержание конспектов, вел учет нашей успеваемости. Нередко бывало, что он не видел меня среди занимающихся подготовкой к занятиям. В это время я выполнял задания командира роты майора
Я.М. Шкреда или преподавателей кафедр. Разыскав меня, делал внушение и отправлял во взвод. После этого приходилось искать другое время, чтобы решить поставленную задачу. Наш командир отлично знал, что я доведу дело до конца. Видя меня в строю на следующий день говорил: «Ну, смотри, Северченко, оценки у вас должны быть не ниже 4, а лучше – 5. Понятно?». Отвечаю: «Понятно». И так, до следующего прокола. Знаю, что о моих дополнительных нагрузках он говорил и на кафедрах, и с командиром роты. Однако практика постановки новых задач продолжалась, даже во время выпускных экзаменов (пришлось помогать начальнику отдела кадров училища, первый экземпляр Послужного списка и Удостоверение личности на каждого выпускника роты были заполнены моей рукой). Должен отметить, что за мои труды на кафедрах я никогда не имел послаблений и поблажек, слабо ответил на занятии – получай «удовлетворительно».
Ответственно относился наш командир к своей личной и нашей подготовке к несению службы в карауле. Разницы не было: посты в училище или на гарнизонной гауптвахте (очень серьезный объект, а еще более серьезный – комендант гарнизона). Будучи начальником караула, не допускал для себя никаких послаблений, нес службу, как подобает настоящему командиру.
Однажды находясь на посту в гарнизонном карауле, я попался ему с автоматом не в положении «на ремень», а в положении «к ноге». Командир посмотрел на меня, покачал головой и пошел дальше проверять несение службы. Я всегда стремился в службе к тому, чтобы мой командир доверял мне, как самому себе. Для осознания прокола с моей стороны его взгляда было более чем достаточно. Я ожидал, что по прибытии в роту при разборе недостатков буду отмечен как нарушитель УГиКС, но моя фамилия не была упомянута. Николай Васильевич уже хорошо изучил меня, посчитал, что его взгляда вполне достаточно для осознания подчиненным нарушения. Этот урок я помню и сегодня по истечении 50 лет с того дня.
О его индивидуальном подходе к каждому из нас могу показать еще ряд моментов на личном примере. После получения травмы я попал в госпиталь. Лечиться пришлось довольно долго, около трех недель. Командир сам навещал меня два раза, несколько раз отправлял моих товарищей в увольнение пораньше, чтобы они смогли пообщаться со мной и не нарушить их планы. Должен сказать, что наши командиры довольно поздно уходили из подразделения домой, часто проводили выходные дни с подчиненными. Наш командир жил недалеко от ул. Емельянова, но нашел время несколько раз встретиться с моими родителями, побеседовать с ними и оставить о себе самые благоприятные впечатления. Конечно, он обогатил содержание своей Рабочей книжки дополнительной информацией о своем курсанте. Моя мама, которой в апреле исполняется 93 года (ветеран кавалерийской группы полковника Л.М. Доватора 2 гвардейского кавкорпуса), до сих пор помнит об этом визите. Затем он еще пару раз встречался с моими родителями.
Занимаясь с нами, взводный находил время и для рационализаторской работы. Мы видели придуманную им специальную линейку, которая значительно сокращала время на расчеты командиру саперного подразделения при определении объема и времени работ, количества материала, задействованных сил и средств для выполнения задач по инженерному обеспечению.
Среди некоторой части людей бытует мнение, что в КПСС вступали ради карьеры. Но скажите, о какой карьере может думать молодой человек 1960-х гг., который поставил перед собой главную цель – успешно окончить училище, стать офицером героического рода войск (инженерного), личный состав которого должен быть впереди, обеспечивая успех войсковых разведчиков, пехоты, танкистов, артиллеристов и т д. А если вспомнить аварию на Чернобыльской АЭС, то первыми пошли вместе с химиками и инженеры. Среди них мой однокашник по роте
О.И. Галяс и двоюродный брат
А.В. Стефанов (1973 г.в.).
В подавляющем большинстве своем мы гордились избранной профессией военного инженера.
В один из дней апреля 1966 г. Панов, будучи еще и секретарем парторганизации роты, подошел ко мне и говорит: «Северченко, коммунисты роты считают, что по своим деловым и моральным качествам ты можешь пополнить ряды нашей парторганизации». Для меня это было полной неожиданностью. Об этом я не думал. Считал, что в партию принимают только самых лучших, кто способен быть во всем впереди, быть ориентиром для других. В нашей жизни – это учеба на отлично и хорошо, отсутствие каких-либо нарушений воинской дисциплины, образцовое несение караульной и внутренней службы, высокие результаты в спорте, способность бескорыстно помочь товарищу и т.д. В то время мы почему-то не задумывались о том, что продвижение по службе, рост в звании связывается с принадлежностью к КПСС. «Думай. Рекомендацию я тебе дам, за второй обратишься к коммунисту, который для тебя является авторитетом, третья – от комсомольской организации. О решении сообщишь» – сказал он. Думал я около недели: смогу ли я оправдать доверие? После чего доложил, что решение о подаче заявления принял. «Хорошо. Вот тебе Устав и Программа КПСС, изучай. Через неделю проверю знания». В указанный день он задал несколько вопросов по рекомендованным документам, на которые получил ответы. Сказал: «Завтра даю свою рекомендацию». Далее мне дали рекомендации подполковник
С.М. Климов и комсомольская организация. После прохождения кандидатского стажа получил рекомендации для вступления в члены КПСС от своего командира, опять же от подполковника С.М. Климова, и подполковника С.А. Калашникова (его рекомендация значила многого). Думаю, что они были очень авторитетные и уважаемые в годы нашей учебы преподаватели.
О дальнейшей службе Панова я не знаю, хотя и пытаюсь выяснить это. Прошла информация, что он был назначен командиром роты БОУП. Его подчиненный совершил преступление. Командира отправили в войска. Мой товарищ по взводу
В.Ф. Иванов (служил в морской пехоте ТОФ) в начале 1980-х гг. случайно встретил его далеко за Уралом. Особого разговора не получилось, так как оба спешили на разные поезда. Вячеславу стало понятно одно, что принципиальность нашего командира, его нетерпимость к недостаткам, приукрашиванию положения дел довольно серьезно тормозили его продвижение по службе. Думаю, что старшие начальники ошиблись, отстранив такого человека от дела, которое было предназначено ему: воспитание будущих офицеров инженерных войск. В большой степени в том, чего многие мои товарищи, да и я сам за 25 лет службы после выпуска из училища, большая заслуга нашего командира взвода. Если бы удалось с ним встретиться, сказал: «
В этих звездах на погонах есть и Ваш большой, кропотливый труд, Ваш вклад в мое всестороннее развитие, благодаря которым я сейчас жив. Вы добились того, что я смог перенести испытания, в том числе и физические, которые мне выпали, когда пришлось пройти службу в Заполярной тундре, неоднократно участвовать в учениях с боевой стрельбой на полигонах ЗРВ ПВО страны и СВ. Достойно выполнить, как и многие другие выпускники нашего прославленного училища, свой долг, участвуя в работах по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Что Ваше доверие, я оправдал полностью».
Этими заметками я хочу в какой-то мере выразить признательность и благодарность нашему командиру 1 взвода 1 роты 2 батальона курсантов 1964-67 гг. капитану
ПАНОВУ Николаю Васильевичу за большой труд по нашему обучению и воспитанию.